в пространстве смерти надо быть упомрачительно невинным,
любая кровь пролита крепко, любой убийца настежь спит — кристальный костью, воспалённый каждой клеткой, его коснёшься — закричит.

почти все города умирают по ночам, но только не христиания — миккель петляет по заковыристым улицам, мелькает бледной тенью под фонарями, разглядывает постеры, что пропитались дешевым клеем, пальцами касается старых стен, ногтями оставляет следы, будто бы те самые надписи “я был здесь” — миккель петляет по улицам так же, как петляет в своей голове, пытаясь нащупать хоть что-то. мысли в голове роятся что черви в мертвом брюхе: отвратительно скользкие, покрытые бурыми пятнами — каждая ночь для миккеля еще хуже прошлой, каждая новая мысль душит сильнее. бросить взгляд в небо, недосчитаться знакомых звезд — скажи, как долго ещё (мне быть тут)?

каждый поворот здесь знакомый: за вторым его ждет бездомный, в трясущихся руках его старая жестяная банка, внутри — монеты исполняют звонкий танец; за четвертым — парочка, что никак не может расстаться каждый вечер. прогулка — ритуал, все встречаемыми им — старые друзья, что не знают его имени, как и он их. ветер развевает полы его старого пальто, возможно, снятого когда-то с чужого плеча — миккель и не вспомнит сейчас, миккель отсчитывает повороты, неосознанно, просто как развлечение — как дети отсчитывают в игре в прятки, как отсчитывают оторванные крылья бабочек — счет всегда неминуемо заканчивался,

и запах отправленной крови облизнул его лицо широким мазком, по ощущению липким, неприятным. миккель задерживается на углу, пряча себя в тени, потому что знает, что тут этого быть не должно —

этого: прислоненное к стене тело, раненное тело, очередное тело — снова оборванец, напоровшийся на чужие руки и чужие клинки, очередная жертва этому миру, что клацнет зубами и проглотит. миккель немного завидует — тело умирает. умирает некрасиво, пахнет отравой и страхом, умирает в одиночестве — но умирает.

и вдруг подает голос — миккель делает шаг ему навстречу, неосознанно, движется сам, не успевает за мыслью “оставь”, теряет её, как нить ариадны — он заблудился в лабиринте, уткнулся в тупик, а минотавр дышит хрипло и редко, и слюна капает из развернутой пасти — не оборачивайся и не беги. миккель не бежит, миккель выходит из тени, склоняется над телом (в голове мелькает: не-человек, другое чудовище), наблюдает, как пальцы его, вымазанные в крови, пытаются нащупать пачку сигарет, как выпавший телефон моргает: 

— ты слишком горластый для того, кто умрет примерно через — миккель подносит сигаретный фильтр к его губам, прикладывая между; дешевой зажигалке приходится сделать два усилия, прежде чем выплюнуть из себя огонек. — минут десять? он наклоняет голову набок, скользит уставшим взглядом по лицу напротив — тело явно не хочет умирать, а в голове миккеля болезненными вспышками лишь

«помогай ближнему по силе твоей и берегись, чтобы тебе не впасть в то же» «помогай ближнему по силе твоей и берегись, чтобы тебе не впасть в то же» «помогай ближнему по силе твоей и берегись, чтобы тебе не впасть в то же».

он морщится и взглядом ищет раны, пальцами цепляется за его одежду: ладно, я помогу.

кончики пальцев утопают теплой в крови, подбираются ближе к ране — горячей и пульсирующей под его касанием — не дергайся — под взглядом миккеля тело расплывается, будто рана переползла на его собственное тело, будто в его крови сейчас плещется отрава — миккель делает первый укус и кровь чужая внутри рта ощущается ударом тысячи кинжалов, кровь неприятная, вытекающая наружу сквозь приоткрытые губы — миккель делает первый плевок. тело его потряхивает, рубашка покрылась пятнами расплывающихся бордовых цветов, с подбородка кровь тяжелыми каплями падает на землю и на тело под его руками, что стонет и пальцами цепляется — миккель разглядывает его, пробирается укусами к его боку, где вторая рана расцветает чуть хуже на гладкой коже, под пальцами его стыдливо прячутся чужие татуировки — картинки останутся в памяти — миккель делает второй плевок. и мысль в голову врезается стрелой: а вдруг это ошибка? библия в его памяти шелестит сотнями страниц, и ни на одной не сказано —

— еще шутки будут или скажешь спасибо и адрес в какую конуру тебя дотащить? — платок из его кармана лишь размазывает кровь по лицу, и миккель усмехается, глядя на руки свои, представляя их двоих со стороны. он поднимает взгляд и не встречает ответного за закрытыми веками, но сердце его сильное и бьется с глухим стуком о грудную клетку.

и пасть мира захлопывается, получив на одного меньше, голодными глазами провожает по улице, слизывая кровавые следы.

миккель укладывает его на постель будто на жертвенный камень, белые повязки быстро превращаются в кровавые — миккель смотрит на него, холодные пальцы скользят по слипшимся волосам — впервые за долгое время миккель не убил, но спас — забытое лицо проповедника в его памяти улыбается одобрительно, а её призрачная рука нежно сжимает в своей его — миккель опускает взгляд и не видит ничего кроме засохших капель. тело под взглядом его едва шевелится, губы раскрываются — явно готовится выплюнуть из себя очередную гадость словами.

— спасать не моё, но ты, вроде, жив — миккель закидывает ногу на ногу, пальцы сцепляет на коленях — его лицо в кровавых подтеках темнеет под единственным светом лампы. — можешь остаться пока не поправишься, после — уйдешь.

«благотворящий бедному дает взаймы господу, и он воздаст ему за оказанную услугу.»